Злыднев Мир. - Страница 22


К оглавлению

22

– Значит так, – снова взял я на себя председательские функции. – Если еще хоть одна сявка раскроет свою квакалку, – то сильно огребет по ховальнику. – (В лучших традициях парламентаризма и высокой дипломатии высказался я). – Перебивать старших, – нехорошо, и если кто-нибудь об этом забыл, я напомню. И мало не покажется.

– А я, добавлю, – подтвердил мои председательские полномочия Кудрявый, распространяя тем самым мою юрисдикцию на «своих».

Еще несколько мгновений, члены собрания, усваивали новые установки, припоминали регламент, и свое место в отрядной иерархии. А я тем временем, обдумывал одну, запавшую мне в душу мысль.

– Нет, я все-таки сильно сомневаюсь, насчет начальства, – прервал мои размышления Кудрявый. Оно конечно, дворяне там, ярлы, бароны, – нас за быдло держат, однако сколько их в этой войне полегло…, мало не покажется. У нас вон, лет пять назад, – вообще весь штаб армии вырезали, – и я сильно сомневаюсь, чтобы там кто-нибудь смеялся.

… Как ни странно, я мог точно сказать что тогда там никто не смеялся. Поскольку это я, воспользовавшись дурным, подворачивающимся один раз в тыщу лет шансом, добрался до вражеского штаба.

Но говорить об этом здесь я не стал. Подумав что этот рассказ может показаться неприятным Кудрявому, или его товарищам. Да и у меня связанные с тем делом воспоминания, – тоже были не из приятных. Хотя начиналось все очень здорово. Я провел отряд сквозь брешь в обороне врага, почувствовав что-то, не стал задерживаться громя тылы противника, а пошел вперед, ворвался в лагерь Врага, смел оставшуюся при штабе гвардию, прорвался к самому большому шатру и уничтожил всех кто находился внутри или рядом с ним.

Меня, конечно сразу отметили, выделили, похвалили, обласкали, – пообещали сразу назначить тысячником и даже сообщить мою кличку и номер части самому Верховному! Пару недель я был приближен к самым высоким эшелонам нашей Армии. Катался как сыр в масле. Меня приглашали в высшее общество, к тем самым баронам, ярлам и князьям. Всем, от мелкого штабного ординарца, до командующих туменами, – хотелось засветиться в моем обществе, и хоть как-то примазаться к моей славе.

Ну и я конечно расслабился. Перестал следить за языком, и как-то раз, когда сам Главнокомандующий, в очередной раз провозгласил что, – «Вот отважный воин, не боящийся рискнуть ради нашей Великой Цели. Смело идущий на встречу опасности, пока остальные берегут свои задницы, как будто это невесть какое сокровище!». – Ляпнул в ответ – «А как же солдатам, не беречь эти свои задницы? Станут генералами, – чем думать будут?».

После этого моя карьера героя накрылась тем самым местом, которым обычно накрываются все накрывшиеся карьеры. Меня почему-то сразу все разлюбили, перестали приглашать в светское общество, и вообще, – стали смотреть, будто бы сквозь меня.

Зато мной активно заинтересовались полковые маги, и начали устраивать проверки на Добро и способность слушать Знак. Тонко намекая, – что якобы мне был тогда послан совсем другой приказ. А я, то ли его не услышал, и тогда со мной что-то не так, либо вообще проигнорировал, а тогда со мной точно, много чего не так.

Если честно, – я тогда сильно сдрейфил. Не прошедших проверки на лояльность и способность слышать, маги забирали на переподготовку. Как проводиться эта переподготовку я не знал, а спросить было некого, так как никто, кто на нее отправился, – обратно не вернулся. Но тут, к счастью (для меня), Враг прикончив одну из наших армий, прорвался глубоко в наши земли. И мою тысячу бросили в самое пекло. Спустя пару недель, от нее осталось не больше десятка израненных, полуживых доходяг. Про меня наверно забыли, или сочли мертвым. Но я задницей чуял, что мне лучше бы сидеть тихо и не высовываться, болтая о своих подвигах. Поэтому даже в моей новой сотне мало кто об этом знал. Потому же, и сейчас я не стал прояснять вопрос, «смеялись там, или не смеялись», а только переглянулся с Одноухим, который и получил эту кликуху после того пекла.

Но все это было не то. А ТО, словно бы вертелось у меня в голове, но никак не могло сформироваться в нормальную, законченную идею. – А вот, скажи-ка мне Кудрявый, в вашей армии, – кто был самый главный? – Наконец спросил я.

– Как кто, – командование; – тысячники, генералы, командующие армией, Главнокомандующий…

– А над ними кто?

– Да кто над ними? Никого над ними не было….. Ну то есть, конечно, главнокомандующий подчинялся Старшим Помощникам и самому Высочайшему, но они то тут причем?

– Да наверно не причем. Только поправь меня если я ошибаюсь, – эти Старшие Помощники, и этот…Высочайший, они ведь маги небось? Небось у вас, как и у нас, армия сама по себе, а маги вроде и при ней, но не в ней. То есть захотят прикрыть магией, – прикроют. А могут стоять в отдалении и смотреть как тебя на кусочки режут? Зато стоит проштрафиться, – они тут как тут. Всегда готовы направить на путь истинный?

– Это ты точно сказал. В точности как у нас. Видишь мага, – готовься к неприятностям, – пословица у нас такая. Только не пойму я Полтинник, – к чему это ты клонишь?

– Да просто подумалось, – кому по силам задурить голову такой куче народа и продолжать дурить сотни лет? Ярлы или, как их там…, рекс-ярлы, – это для них слабовато, а вот маги…

– Ты что же хочешь сказать, что сам Высочайший…, мог…. Да ведь он же, – надежда и опора, единственная защита человечества от Зла!!!!

– Какого Зла, – которое Ты, или которое Я? – невесело спросил я. Мысль, которая вертелась в моей голове, и которую я попытался осторожно высказать, не радовала и меня самого. Думать что Верховный…, тот ради кого я шел на вражеские мечи, годами терпел голод, холод и страх…. Убивал сам и терял товарищей…, чье имя я шептал накрытый телом своего погибшего отца, чувствуя как его кровь, просачиваясь сквозь посеченный доспех, пропитывает мою одежду…. Думать что он оказался той самой сволочью, который любовался на наши мучения и ржал, как безумн…, впрочем с хохотом я пожалуй зря, хохот тот явно не причем, тут что-то поважнее чем хохот. Но даже если хохот не причем, все равно это было страшно и мерзко. Это меняло все представления об устройстве мира, о добре и зле, лишало смысла всю мою предыдущую жизнь.

22